Из интервью с Леонидом Дмитриевичем Черкасовым (126, 125 полк морской пехоты), родившимся в 1924 г. в Усть-Коже, проживающим в Онеге, Архангельской области.

«Когда война началась, я был от лесопункта на участке. Сплав уже прошел. Сразу все перевернулось. В июне или июле нас послали на оборонные работы: дорогу ремонтировать: Чекуево-Обозерская. Оттуда вернулись, через неделю-две повестку получил на вторые оборонные работы - на Карельский фронт. Отправляли на три недели, а мы там пробыли четыре месяца, даже пятый прихватили. Вернулись в январе 42-ого, а отправили в сентябре. После этого дома жить не пришлось, сразу в лес поехали, на Глазаниху работать. Потом председатель Черкасов Елисей Андреевич пишет мне письмо на Глазаниху: надо бригадира. Людей то нет! Думаю, все равно, война, не знаешь, когда кончится, в армию заберут… Давай дома поживу! Потом присылают пакет, получил - и домой! Домой приехал, меня направили в Чекуево на курсы бригадиров. Месяц или полтора поучили, к посевной готовили. Посевную провел. В основном советовался со старухами: вечером обойдешь, все узнаешь.

Посевную провел, потом повестка: сюда в город [Онегу] на всеобуч. Меня бригадира забрали, 42-ой год шел. Мы работали и учились два или три раза в неделю: Работали: в порту грузили сигары [пиломатериалы] и справляли лес. В августе узнали, что в армию забирают. Наш дом на деревне крайний. Почта идет, ждешь, пройдут, нету. Один раз мамаша заплакала, повестку принесли. Это было в сентябре 42-ого. Мне в августе 18 лет исполнилось. И на другой или третий день – на пароход. Мы прошли по сельской дороге, пароход не идет, котлы чистят. Что делать? Отец Кости Елизарова и Зины говорит: «Придется вас, ребята, на лодке везти 19 километров до Порога». А тогда [железная] дорога новая была, поезд идет или нет? Поезд подходит, сели, приехали. Остановился у тетки, другие у своих. Утром пришли в военкомат, капитан Картышев там был. Вот так и так, вчера на лодке приехали, пароход котлы чистит. «А почему приехали? Можно было и завтра приехать. Причина уважительная». А мы оттуда уехали, деревенские ребята, спешили на дату. Неделю там побыли, и нас на Мурманское направление. В какое место, не знаю. Всех обмундировали, по частям распределили уже в Мурманске, кто куда попал. Я попал в 126-ой полк морской пехоты Кольского оборонительного морского района Северного Флота, в стрелковую роту. Винтари тогда были больше нас. Учеба. А после как-то переменилось. Я попал в роту минометчиков. А мне все хотелось в автоматную роту. А там в стрелковом взводе командиров взвода был лейтенант Балабанов, а по политчасти был лейтенант Леснин. Каким путем не знаю, но я все же попал в 125 полк, в роту автоматчиков. Там командиром роты был старший лейтенант Матюхин. Он в боях был и в разведке. Хороший был командир. Я попал в этот полк. Он был придан штабы полка. Так служба и проходила. У нас был оборонительный рубеж. В бой нас не пихали. Стояли в обороне. Все время чего-то ждали. Дожили мы до 44-ого. На Кольском заливе на разгрузке ботов были. Прибегают, срочно в роту. Пришли, все перевернулось. Брали не всех. Из каждого подразделения по несколько человек. Мы как раз попали в этот список. Собрали, выдали на трое суток свой паек да на трое суток американский паек. По-русски - сухари. Американский - маленькие банки: завтрак, обед и ужин. Распечатаешь там и все. В порт, забыл, какая база, Пуманаки [Пуманкки] или как, где катера стояли, где посадку делали. Это был морской порт, откуда катера отходили. 13 октября 44-ого года нас на посадку на катера. С катеров торпеды были сняты, чтоб легче было. По 60 человек. Шли, садились в катера, это было вечером. Потом нас стали обстреливать, катера стало подкидывать. Шабалин Александр Осипович шел головным катером. А я на втором, третьем или четвертом катере. Огонь, все горело. Мы когда из люков поднялись, стали вылезать, друг другу помогаем, мешки мешают. Высадка была в 12 часов, в начале первого ночи. Было это в такое время, чтобы немцы спали, ихний отбой был. Старший лейтенант Каторжный на первых катерах шел. У нас был командиром взвода лейтенант Калашников. Он погиб при этой битве. Всего сколько катеров было, не могу сказать точно: шесть-семь-восемь. Наш отряд был 320 человек. Еще второй отряд был.

Высадились мы. Задача: пересечь дорогу (там бой шел левее нас, мы правее были) и занять сопку, с которой вели огонь. Мы дорогу заняли, прошли шлагбаум. От шлагбаума немцев не было. Там они тоже все растерялись. Дорогу перешли, болото прошли. И там, сопку занять. Они стали нас закидывать гранатами, из автоматов, пулеметов. В общем, у нас тут появились и раненые. Убитых не было. Гранаты осколок мне вот сюда за ухо попал. Потом Волков Николай Дмитриевич, вологодский, в бровь и руку был ранен. Потом с Казани был Канатаев, в ягодицу гранаты осколок попал. Небольшие осколки. Но мы все были в строю. Не помню только Волков был или нет. Утром рассвело, сопку заняли, взяли оборону, немцы отступили. Расположились мы на этой сопке. Первый бой уже кончился. Утром, когда рассвело, разведку послали, и докладывают командиру отряда старшему лейтенанту Петербуржскому, где, что и почему. Потом в бой мы уже пошли среди бела дня часа в два. Наша задача – уничтожить гарнизон. После привала пошли в наступление. Бой этот у нас длился до темна с этим гарнизоном. В этом бою мы потеряли 37 человек убитыми (всего 320 человек было). Раненых не могу сказать. Раненых мы потом, ночь прошла, утром нам дали команду поднимать убитых и раненых. Стали собирать. Сколько раненых, не могу сказать. Много. Носили на плащ-палатках. У нас носилок не было. Катера подошли. Пока бой шел, другие катера подходили. Дымовой завесой прикрывали их, чтоб не видели. Это еще десант высаживали с других катеров. Раненых на катера (14 числа мы их посадили) – и в Мурманск в госпиталь. А убитых, там братская могила есть... Это был бой за Лиинахамари. Мы расселились, немцев нету, сейчас домой поедем, свое дело сделали…

В Печенге я, по-моему, не был. Церковь помню. Там у нас был привал, мы ночевали. Мы под одним плащем-палаткой с Ивановым, вологодским, спали, а эта церковь была в той стороне. Белая. По-моему, церковь была перед рекой. Во внутрь мы не заходили. Потом оттуда нас сняли, пришли катера. Еще два раза высаживались: раз на торпедных, раз на морских охотниках. Один раз высадили, пошли (сам не знаю куда, командиры ведут) одним днем, а по дороге попадаются камни сложенные, как вехи: камень большой, меньше, меньше. И вот нас привели в какой-то населенный пункт. Впереди там нигде никого нет. Перед населенным пунктом мы сделали привал, перекусили. По карте посмотрели, может быть, немцы есть, хоть не голодному … Там никого нет. Потом стали появляться. Вышел какой-то старик. И вот старшина, забыл фамилию, подает старику, а тот не берет, не пьет. Потом старшина выпил, старику налил, и старик выпил. «Стеньку Разина» стал петь. Потом самолеты летят высоко. Он на самолет показывает, а мы не обращаем внимания. Высоко. Ничего не сделают. Потом появилась женщина, потом мальчик. Стали выходить. Но нам была команда не пить воды там посторонней. Ну, мы переговорили, отдохнули, и надо было обратно попадать, а как попадать? Опять так идти – целый день. В сельсовете или, что у них там, дали проводника. И он нас в половину меньше провел обратно, чем мы шли. Нас был весь отряд. Мы ходили узнать, есть или нет немец. Но их там не было. Как Лиинахамари пал, немцы уходили. Дома там были маленькие. Одного барана видел с колокольчиком на кодоли. Удивлялись. У нас так не делают. После этого десанта вернулись обратно в свою часть, свой полк. Война когда закончилась, мы были на финской границе. Туда были посланы для выполнения задания особого назначения для Северного Флота. Там закончилась моя война. Жили мы там тоже зимой, жили в палатках. Начальник штаба – капитан Потапов, командир роты – старший лейтенант Баранов, старшина – Беньковский. После этого опять в полк вернулись и наш полк был расформирован осенью 45-ого года, в сентябре, наверно».

Интервью записано в Онеге 12.05.90