Ангелина Петровна Горина делится воспоминаниями о своей жизни и об истории Соломбальского ЦБК

Первое знакомство

Когда мы с родителями впервые из деревни приехали в Архангельск, а было это в 1937 году, в нашем нынешнем Северном округе не было ничего. Одна только улица Молотовская. Жили мы в доме барачного типа, восемь комнат в коридоре. Вскоре, поскольку родители к тому времени были уже немолоды, они уехали обратно в деревню. А мы с сестрой остались одни.
Муж моей сестры работал на комбинате слесарем-монтажником, и порой я приходила к нему в обеденный перерыв. Носила обед. Комбинат активно строился, и его бригада работала то в варочном цехе, то в цехе регенерации, то на других объектах. Благодаря этому я хорошо узнала все производственные цеха предприятия. И когда 25 сентября 1939 года я пришла устраиваться на самостоятельную работу на комбинат, мне уже не надо было спрашивать, куда мне идти, ведь я и так знала все входы и выходы.

Начало войны

Война меня застала в Москве: по линии ПВО меня туда отправили на учебу начальников медико-санитарной службы. По возвращении в родной город, я прежде всего пошла на комбинат. И поразилась: у ворот стояла огромная толпа женщин, которые пришли устраиваться на работу. Мужчин же в цехах осталось совсем немного. В первые недели войны были призваны почти тысяча человек.
Женщин на освободившиеся места набрали очень быстро. Правда, они пришли практически без всякого опыта работы, будучи до этого в основном домохозяйками. Но с началом войны пришлось им учиться рабочим специальностям. Непосредственно на рабочих местах.
На том месте, где сейчас находится административный корпус нашего комбината, раньше располагались восемь бараков. Так как я приехала после специальных курсов, мне поручили набрать медико-санитарную команду. Перейдя на работу без выходных, мы и жили в этих бараках всей нашей командой. Работа в цехе была сама собой разумеющейся, а медицинская команда являлась дополнительной обязанностью. Мы не считались ни с какими затратами времени, ведь все прекрасно понимали, что своим трудом мы приближаем Победу.
Постепенно рабочие смены стали не восьмичасовые, а по двенадцать часов. В нашей смене кроме женщин было четверо подростков и только один мужчина – миксовщик Тесля. Поэтому основную трудную и тяжелую физическую работу приходилось все-таки делать женщинам.
Хлеба в те годы давали по маленькому кусочку на целый день. Поэтому нам из своего же числа пришлось организовать специальную бригаду по ловле рыбы, а кроме того заниматься подсобным хозяйством. 1941 год вообще оказался самым тяжелым за всю войну. Люди настолько ослабли, что, упав на снег, зачастую уже не могли самостоятельно подняться и нередко погибали.
Со временем ко всем нашим бедам и проблемам добавились и налеты немецкой авиации. За цехом регенерации (ныне здесь располагается лесохимический цех) находилось зенитное орудие. Второе стояло там, где сейчас складывается щепа, а третье – у бассейна семнадцатого лесозавода.
Однажды во время моего дежурства над городом появился немецкий разведчик, самолет типа «Рама». Наш начальник прибежал ко мне и кричит: «Лина, веди всех срочно в убежище!». А убежища-то у нас были самодельные, сделанные из целлюлозы. Тогда, а было это около одиннадцати часов утра, разведчик покружился лишь где-то над Кузнечихой. Бомбежка началась вечером. Разбомбили склады на Левом берегу, уничтожив все имеющиеся там запасы, а ведь это был очень важный транспортный узел там заканчивалась железная дорога.

И пленные, и союзники

Со временем на работу на комбинат стали направляться пленные немцы. Одного из них, по фамилии Александер, директор сразу взял на работу в конструкторское бюро. Наша ТЭЦ до этого работала только на древесном топливе, а Александер перевел ее на уголь.
На мою смену два наших караульных солдата приводили пятнадцать немцев, которые таскали известь вагонетками. Те же, кто имел специальности, работали слесарями или электриками. Конечно, им не очень-то доверяли, и присмотр за ними был особый.
Пленные ремонтировали валенки, ботинки, а наши женщины делали им кусочки сульфатного мыла с содой и так благодарили их за помощь. С нами немцы всегда были очень вежливы. Но был у них один бригадир, который мог избить своего же немца только за то, что тот посмел в цехе в рабочее время постирать свои вещи. Меня настолько поразило такое поведение этого бригадира, что я попросила убрать его из моего цеха. После этого ко мне подошел пожилой немец и сказал: «Спасибо. Он - фашист». Мне это было очень непонятно, ведь тогда я была совсем еще девчонкой. Пленные немцы в целом сделали для комбината очень много. И цех обжига извести, и Дом культуры, и танцевальный зал, и многое другое было построено при их непосредственном участии.
К восьмичасовой рабочей смене мы смогли вернуться только в 1944 году. До этого момента, отработав на производстве по двенадцать часов, мы почти каждый день еще грузили на вагоны готовую продукцию и везли ее на Экономию, куда была проложена специальная железная дорога от комбината. Там стояли английские и американские суда. Однажды, когда мы грузили целлюлозу в трюм судна, а кипы тогда были по сто килограммов, одна девушка обронила где-то свой паспорт. Все знают, как тогда было с этим строго. Что же делать? Пришел вахтенный матрос-негр, принес нам восемнадцать кружек горячего какао и по куску белого хлеба, а нам уже ничего в рот не лезет, хоть мы и очень голодные. Сопровождавший нас пограничник рассказал матросу о нашей беде, и американцы сразу же решили нам помочь. Очень аккуратно они переложили три ряда этих кип и нашли все-таки потерянный документ. Как мы тогда радовались!

Детский дом. 1953 год.

В послевоенное время вокруг Архангельска было несколько детских домов. После того, как один из таких домов (в Пустоши) расформировали, Соломбальский райисполком дал нам задание разместить где-то двенадцать человек. Когда детей привезли к нам на комбинат, мне их стало очень жалко – все такие маленькие, щупленькие, больные. У некоторых и документов-то нет. Один мальчик все время говорил, что его нашли «в бураке с сеном». Я сначала не понимала этих слов, а потом узнала, что этого ребенка подбросили к дверям детского дома поздней осенью в корзине с сеном.
Из одежды у этих детей было лишь то, что в тот момент было на них одето. Вот в такой ситуации и вызывает меня директор:
- Что это у вас сегодня за детские ясли на производстве?
- Согласно решению Райисполкома, мы должны принять и разместить этих детей.
- А вы не принимали бы!
- Ну, как я могла их не принять, ведь во-первых, есть решение исполкома, во-вторых, их уже привезла воспитатель…
После этого директору оставалось только развести руками.
Прежде всего я отвела детей в столовую. Там детишек накормили. Затем мы пошли устраивать их в общежитие. В последствии они, конечно, доставляли нам много хлопот. Но и радости приносили немало. Некоторые из них так полюбили комбинат, что, когда выросли, пришли к нам работать.

Отдел кадров

Я работала уже мастером цеха регенерации, когда моего мужа – Анатолия Андреевича Горина – назначили начальником этого цеха. В то время, согласно трудовому законодательству, было запрещено, чтобы жена или любой другой член семьи, были в производственном подчинении у родственника.
Как раз тогда же началось строительство известкового цеха при участии немецких пленных (до этого у нас был только напольный способ обжига извести, когда в глубокой яме, выложенной известняком, и проводят обжиг). Вот в этот новый цех меня мастером и перевели. Мне нравилась новая работа, с немцами было работать хорошо. В одну из ночных смен мне позвонила работница партийного бюро Анна Геннадьевна и попросила зайти к секретарю. После того, как я пришла Савватий Александрович Махин начал со мной разговор со следующей фразы: «Садитесь. Мы решили перевести вас на дневную смену. Анатолий Андреевич того же мнения. Будете работать в конторе начальником отдела кадров».
Я даже приподнялась от неожиданности и говорю: «Что?! Это вы с Анатолием Андреевичем так решили?»
- Нет, это партбюро так решило!
- Все равно не пойду! Я выросла в цехе, для меня производство – это все! Да и не знаю я кадровой работы.
Тогда Махин поднялся и очень строго сказал: «Коммунист Горина! Сегодня будет заседание парткома и мы все равно вас утвердим! Поэтому прошу вас ровно в шестнадцать часов быть на этом заседании».
Я не ожидала такой резкой реакции секретаря парткома и стала оправдываться.
- Я ведь никогда не занималась кадровой работой… Да и куда уходит Орлов (тогдашний начальник отдела кадров)?
- Орлов не справляется со своей работой. А у тебя есть очень много плюсов. Во-первых, ты и технологию знаешь производства, и хорошо разбираешься в людях.
И он оказался абсолютно прав, наш партийный секретарь! Позже я действительно поняла, что не зная рабочих мест и организацию производства, работать в отделе кадров просто мука. А когда ты представляешь, что нужно будет человеку делать, в каких условиях трудиться, это для кадровика самое основное. Вот так, в декабре 1951 года я и начала работать в должности начальника отдела кадров. И проработала я нам этом месте немного немало, а тридцать восемь лет.

Подготовил: Алексей Новиков
Источник: газета «Правда Севера», 5 апреля, 2001 г. С. 4

Историческая справка: Соломбальский целлюлозно-бумажный комбинат – предприятие в Северном округе Архангельске (бывш. Район Первых пятилеток) по производству целлюлозы. Комбинат был официально открыт в 1936 году.
Площадка для строительства целлюлозного комбината была выбрана в непосредственной близости от лесопильных заводов, что было рационально с точки зрения поставок сырья. Проектировал завод Ленинградский институт Гипролеспром (главный инженер Г.М.Орлов). 5 января 1934 года проект был утвержден на коллегии Наркомлеса. Она определила срок пуска первой очереди завода – четвертый квартал 1935 года.
Во время Великой Отечественной войны на заводе был начат выпуск целлюлозы для искусственной кожи, пущен цех бумлитья для производства военной продукции, начат выпуск спецбумаги и бумаги для противоипритных костюмов и накидок. В 1942 году начался экспорт целлюлозы в обмен на поставки ленд-лиза. Во время войны до 70% работников комбината составляли женщины.
В послевоенное время комбинату предстояли переоборудование, ряд реорганизаций и реконструкций, смена названия (Соломбальский сульфат целлюлозный завод был переименован в Соломбальский целлюлозно-бумажный комбинат в 1948 г.). Знаковым событием стало установка системы непрерывной варки целлюлозы в 1960-ых годах.
В 2015 году решением Арбитражного суда ОАО «Соломбальский ЦБК» признан банкротом.